Первая и вторая части масштабной киноэпопеи выдающегося режиссера Сергея Эйзенштейна «Иван Грозный» совершенно не похожи друг на друга. Не похожи по стилю, по содержанию, по идее, по характеру ключевых фигур, в конце концов. Трудно поверить, что их снимал один и тот же человек, да еще и в рамках единого проекта. Но коллеги режиссера и историки кино видят в этом кажущемся противоречии четкую закономерность. Снимая первую часть, Эйзенштейн выполнял официозный государственной заказ, но после уже не смог и дальше наступать на горло художественной совести.
Или объяснение кроется не в бунте творца против казенного конформизма с неизбежной подтасовкой фактов, а в личности самого царя? Известно же, что Грозный не отличался душевным спокойствием и подчас строил жизненный путь поперек здравого смысла. Так или иначе, фильм и его создателя ждала непростая судьба.
Содержание
Роковая лента
«Иван Грозный» стал последней работой Сергея Эйзенштейна. Картине сулили большой успех — еще бы, сам Иосиф Виссарионович радел за ее создание! — она должна была стать единым неделимым полотном о превращении дремучей феодальной страны в могучую Русь. Но не срослось, не выгорело. Творцу, как оказалось, было что сказать. Дни съемок вылились в часы хронометража, отчего фильм решили поделить на серии. За первую серию, вышедшую в прокат в январе 1945 года, Эйзенштейн был удостоен Сталинской премии за выдающийся вклад в искусство, за вторую — попал в немилость, а третьей и вовсе, оказалось, не суждено было увидеть свет. Сегодня о последней части киноверсии жизни мятущегося духом царя напоминают разве что сценарий, зарисовки да несколько отснятых фрагментов. Суеверный человек сказал бы, что «Иван Грозный» стал проклятием Эйзенштейна, загубившим здоровье и карьеру великого режиссера. Может, и так. А может, с картиной как раз таки все в порядке, и показала она то, что должно. А корень всех бед и не в мистике вовсе.
История, продажная ты шельма
Еще на заре XIX века Николай Михайлович Карамзин, создатель первого в своем роде фундаментального труда «История государства Российского», писал, что история Руси без Ивана Грозного — что «павлин без хвоста», неполна и убога. Противоречивая личность сумасбродного правителя столетиями давала историкам пищу для ума, а злым языкам — повод вдоволь почесаться. Как водится в таких делах, неопределенность породила на свет массу кривотолков, которые, при должном навыке словесной эквилибристики, можно трактовать, как любой платежеспособной душе угодно. Вот и сталось, что на страницах ученых трудов Грозный предстает то патриотом-объединителем Руси, то неистовым кровопийцей с неутолимой жаждой крови, то архетипическим самодержцем, то сумасбродом, царем без царя в голове, то заступником, то кающимся шизофреником, то «ехидным змеем». Создался «миф царя». Величие и значимость Ивана Васильевича, как исторической фигуры, отрицать ни в коем случае нельзя, тем не менее в официальных местах памяти он по сей день нечастый гость. Однако это не помешало ему стать одним из самых востребованных персонажей отечественного кинематографа.
Впервые он появился на экране в 1909 году в экранизации трагедии Алексея Толстого «Смерть Иоанна Грозного». Кстати сценарий фильма утверждал Сталин лично. Ленту быстро забыли, но спустя шесть лет свет увидела знаковая работа режиссера Александра Иванова-Гая «Царь Иван Васильевич Грозный», вольная адаптация оперы Римского-Корсакова. Роль Грозного исполнил сам Федор Шаляпин. Картина обещала стать сенсацией, но критики разнесли ее в пух и прах. Зато провинция приняла фильм очень тепло; вероятно, из-за того, что в народном сознании сумасбродный царь представлялся именно таким, как было показано.
В первые советские годы Грозный из властного тирана превратился в мракобеса. Пытки, казни, колья, извращения, да еще и людоедские оброки с опричниной в придачу 3 вот он царь-объединитель, по версии молодого XX века. В 1930-х годах новое сталинское правительство в рамках так называемой символической политики озаботилось воссозданием образа Ивана Грозного в новом свете. Посыл был понятен: лишь объединившись под железной десницей единого правителя, Русь стала сильна, а войны, завоевательные походы и расправа с изменниками — неизбежная плата за благо державы. Этакая прозрачная параллель с политикой партии, вклад в легитимацию культа личности, однопартийности и политики великодержавия. Таким образом, советская власть представлялась не просто молодой партией, опорой для простого народа, но полноправной наследницей исконно русской национальной идеи.
Чтобы увековечить «перерожденного» Грозного, мастеру исторической драматургии Алексею Толстому поручили написать пьесу, а Сергею Эйзенштейну, мэтру театра и кино, — снять о царе фильм.
Искусство сквозь войну
В тонкости сталинского поручения Эйзенштейна посвятил партийный деятель Андрей Жданов в начале 1941 года, но режиссер никогда не воспринимал «Ивана Грозного» как заказную работу. Для него в картине нашли отражение «интерес эпохи» и «интерес отдельного человека». Творца сгубило желание вторить. Наверное, если бы не эта личная вовлеченность, не показанная трансформация самодержца в воплощение зла, вызывающего сопереживание и эстетическое восхищение, судьба киноленты и режиссера пошла бы по иному руслу. Но случилось то, что служилось.
К съемкам приступили уже в годы Великой Отечественной войны. Снимали в Алма-Ате, куда Эйзенштейн эвакуировался вместе с «Мосфильмом». Хоть этого и не видно (черно-белая пленка скрыла шероховатости), при создании декораций и антуража выкручивались как придется. В ход шли музейные экспонаты, для некоторых костюмов пришлось пожертвовать подлинными тканями XVIII—XIX столетий, это заметно по их неуловимому изящному колориту. Сцены сменялись одна за другой. Не было отснято еще и половины, а уже стало понятно — в прокатный лимит никак не уложиться, придется рубить ленту на части.
К декабрю 1944 года первая часть масштабной эпопеи (посвященная юности Ивана, венчанию на царство и Казанскому походу) была подготовлена к показу и в январе 1945 года вышла на большие экраны. Картина была буквально пропитана духом великодержавности, той, от которой сердце сжимается от гордости за Отчизну и ее величие. Первый «Иван Грозный» получил самые хвалебные отзывы, был признан эталоном исторического кино и удостоен Сталинской премии. Но и дальше гнуть линию партии не удалось, талант оказался сильнее.
«Вы историю хоть немного читали?»
Когда в 1946 году в Кремле смотрели вторую часть, Сергей Эйзенштейн лежал в больнице с обширным инфарктом.
О том, что логическое продолжение триумфальной ленты разгромно раскритиковали и запретили к показу, ему рассказали не сразу, чтобы поберечь ослабевшее сердце художника.
Официально отказ обосновывался следующим образом: «Режиссер С. Эйзенштейн во второй серии фильма «Иван Грозный» обнаружил невежество в изображении исторических фактов, представив прогрессивное войско опричников Ивана Грозного в виде шайки дегенератов, наподобие американского ку-клукс-клана, а Ивана Грозного, человека с сильной волей и характером, слабохарактерным и безвольным».
В течение года Николай Черкасов — на тот момент уважаемый артист, депутат Верховного совета — пытался добиться аудиенции у Сталина для себя и Сергея Михайловича. Когда номенклатура наконец дала добро, Эйзенштейн повел себя не так, как от него ожидали, что, по сути, в один момент сделало встречу пустой тратой времени.
В самом начале беседы Сталин обратился к режиссеру с вопросом:«Вы историю хоть немного читали?» На это полагалось смолчать, но Эйзенштейн не смог. «Читал немного», — сказал он Сталину, на что получил ответ: «Я тоже читал». После этого Вождь народов общался исключительно с Черкасовым. Единственное, о чем тогда попросил режиссер, — отсрочку на переделку фильма, но он так и не исправил черновой, неугодный вариант. Видный киновед Наум Клейман позже предположил, что Сергей Михайлович догадывался, что отведенное ему время выходит, и пожелал уйти, не дав загубить свое последнее творение.
Вторая серия «Ивана Грозного», где царь предстал в образе разрываемого противоречиями кающегося тирана, интригана и индивидуалиста, видящего в простом люде лишь расходный материал, увидела свет в сентябре 1958 года. Тогда уже не было в живых ни Сталина, ни самого Эйзенштейна. Картина на десять лет пережила своего создателя, ожидая, пока умы советских граждан успокоятся и станут готовы ее воспринимать. Режиссерскую версию удалось сохранить и показать зрителям в том виде и смысле, который вложил в нее создатель.
То, что на родине восприняли как художественную диверсию, подрывную деятельность против отечественной государственности, мировая киноиндустрия признала великим шедевром: «Фильм Эйзенштейна «Иван Грозный» представляется мне высшим достижением в жанре исторических фильмов, — говорил Чарльз Чаплин. — Эйзенштейн трактует историю поэтически, а, на мой взгляд, это превосходнейший метод ее трактовки».
© Аглая Собакина