Начиная с XVIII века Россия боролась с турками за выход сначала к Черному, потом к Средиземному морям. Париж и Лондон, напротив, Османскую империю поддерживали.
Однако в 1827 году политический пасьянс лег таким образом, что ранее не выступавшие в одной команде англичане, русские и французы устроили взбучку Блистательной Порте.
Содержание
Спасти Грецию
Стремясь расширить влияние на Балканах, Россия традиционно выступала как защитница подвластных туркам христианских народов, причем эта роль «покровительницы» была зафиксирована в нескольких договорах.
Александр I поменял концепцию и, когда в 1821 году греки начали борьбу за независимость, помогать им отказался. Подданные (пусть даже христиане), по его мнению, не могли бунтовать против монарха (хотя бы и мусульманина).
Французское правительство придерживалось аналогичной позиции и продолжало оказывать туркам традиционную помощь деньгами, оружием и военными советниками. Практически на каждом корабле османского флота при капитане-турке имелся еще и «дублер» — капитан из французов. В Англии же, после смерти уехавшего сражаться за свободу Эллады культового поэта лорда Байрона, сочувствовать и помогать мятежником стало модно.
Вступивший на престол в декабре 1825 года царь Николай I не хотел, чтобы британцы перехватили у России лавры покровителей христианских народов. И вообще, греческое восстание, по его мнению, давало удобный повод подобраться к средиземноморским проливам. А солидарность монархов (да еще с султаном) — дело десятое.
Прибывшему в Петербург британскому посланнику герцогу Веллингтону (победителю при Ватерлоо) царь заявил, что всего лишь намерен идти «по стопам любезного брата» Александра I, который якобы перед смертью «принял твердое решение с оружием в руках заставить Порту уважать права России, признанные трактатами».
Веллингтон понял главное: Россия готова воевать с турками под лозунгом спасения греков. И помешать им в этом силой британцы не смогут, поскольку англичане грекам сочувствуют.
Если движение нельзя остановить — надо его возглавить. 4 апреля 1826 года Веллингтон и канцлер Нессельроде подписали протокол о намерении совместно давить на Турцию с требованием дать эллинам автономию. Поняв, что в одиночку защищать Порту рискованно, французское правительство тоже присоединилось к альянсу, что 6 июня 1827 года и было зафиксировано Лондонской конвенцией.
Повстанцы между тем оказались на грани поражения, а турки, не стесняясь, резали мирное население. Европа возмущалась, в Средиземное море были посланы русская, английская и французская эскадры.
Османский флот сосредоточился в удобной гавани, восточную и северную часть которой образовывало материковое побережье с городом Пилос, более известным под итальянским названием Наварин. С запада гавань ограничивалась островом Сфактерия, так что войти в нее можно было только с юга через узкий проход, простреливаемый батареями, расположенными в городе и на южной оконечности Сфактерии.
Морские силы османов состояли из четырех эскадр (трех египетских и одной турецкой), подчинявшихся Ибрагим-паше, наследнику правителя Египта.
Любопытно, что сам Ибрагим-паша по крови был греком. Его приемный отец, албанец Мухаммед Али, взял в жены его мать, брошенную беспутным супругом, и воспитал мальчика как родного в строгом следовании канонам ислама.
Корабли и командиры
Будучи способным сухопутным полководцем, Ибрагим в морских делах разбирался слабо и передоверил их своему соратнику Мухаррем-бею. В общей сложности турки располагали тремя линейными кораблями, 17 фрегатами, 30 корветами, 28 бригами, пятью шхунами с суммарным числом в 2100 орудий и 22 тысячами человек в экипажах. К этим цифрам еще следует приплюсовать 165 береговых орудий с их обслугой.
По количеству вымпелов союзники уступали османам на порядок, но превосходили их по числу линейных кораблей: 10 против трех. Остальное -10 фрегатов, четыре брига и два корвета. Общее количество орудий — 1300 при 17,5 тысячи моряков в экипажах.
По уровню подготовки моряков союзники явно превосходили османов, а их офицеры не боялись проявлять инициативу. Однако мощь у союзников выглядела неравноценно. Самой сильной, бесспорно, была русская эскадра из четырех сравнительно новых кораблей, четырех фрегатов и корвета.
Ее командир, контр-адмирал Логин Гейден, который держал флаг на линейном корабле «Азов», совершавшем второе свое плавание. Судно построили из плохо выдержанной древесины, зато экипаж был как на подбор: капитан — участник антарктического плавания Михаил Лазарев, среди офицеров — будущие герои севастопольской обороны Нахимов, Корнилов, Истомин.
Сам Гейден в крупных морских баталиях не участвовал, хотя неплохо проявил себя в 1808-1809 годах в боях против шведского галерного флота и в 1812 году при бомбардировке Данцига. Там он, кстати, действовал совместно с англичанами, так что опыт взаимодействия с ними у него имелся.
Передача полномочий командующего союзным флотом вице-адмиралу Эдварду Кодрингтону объяснялась тем, что он был старшим по званию. Но объективно этот ветеран Наполеоновских войн и герой Трафальгарского сражения действительно лучше всего подходил для такой роли. Правда, собственная его эскадра была слабее русской: три линейных корабля, четыре фрегата, два брига, два корвета и тендер, причем только флагман «Азия» был новой (1824 года) постройки.
Но хуже всего обстояли дела у французов — три линейных корабля, два фрегата и два корвета, причем линейные корабли находились в настолько плохом состоянии, что командующий Анри де Риньи предпочел разместиться на фрегате «Сирена».
Французское правительство меньше всего желало участвовать в этой экспедиции, а Риньи к тому же не отличался дипломатичностью, сделав объектом своих насмешек педантичного Гейдена. Говорили, что Кодрингтон даже боялся, как бы его союзники не сцепились друг с другом. Впрочем, «после Наваринского сражения между начальниками русской и французской эскадр, вопреки противоположности политических взглядов, состоялось без всяких формальных примирений, чистосердечное сближение, принявшее со временем характер искренней дружбы».
Флагман против флагмана
К моменту объединения союзных эскадр три правительства выдвинули Порте ультиматум с требованием предоставить Греции автономию. Султан тянул время, а Ибрагим-паша продолжал превращать Грецию в выжженную пустыню.
Три адмирала со своей стороны тоже направили ему ультиматум с требованием прекратить боевые действия против повстанцев до тех пор, пока из Стамбула к нему не придут дополнительные инструкции. Посланникам сообщили, что Ибрагим-паша находится в отъезде и вообще передавать ему такое письмо никто не будет.
Прощать такой щелчок по носу адмиралы не собирались. Командующие трех эскадр решили войти в Наваринскую бухту, вполне обоснованно считая, что дальше турки сами полезут в драку.
Входить решили двумя кильватерными колоннами: сначала англичане и французы, потом, чуть позади, — русские. Турецкий флот выстроился полумесяцем, «рога» которого упирались в батареи Сфактерии и Наваринской крепости. Первую линию составляли корабли и фрегаты, вторую и третью -корветы и бриги. Правый фланг был чуть сильнее левого, а главные силы находились в центре.
По диспозиции Кодрингтона англофранцузская эскадра, войдя в бухту, должна была рассредоточиться против вражеских флангов и встать на якорь. Затем появлялась русская эскадра, которой предстояло действовать в центре. Дальше предполагалась классическая артиллерийская дуэль, причем учитывалось, что суда второй и третьей линии османов не смогут вести огонь, поскольку сектор обстрела им перекрывали свои же корабли и фрегаты.
20 октября около 13 часов англофранцузская колонна благополучно миновала проход между батареями крепости и острова Сфактерии и начала рассредоточиваться по диспозиции. Турки открывать огонь по своим бывшим друзьям боялись, но, когда в проходе появилась голова русской колонны, нервы у них не выдержали. Русские суда хранили молчание.
Между тем Кодрингтон увидел, что в непосредственной близости находится турецкий брандер, и направил на шлюпе парламентера, лейтенанта Фиц-Роя, с требованием убрать его куда-нибудь подальше. С брандера раздалось несколько ружейных выстрелов, и одна из пуль сразила Фиц-Роя. То ли по совпадению, то ли решив, что терять уже нечего, один их османских корветов сделал выстрел в сторону французского фрегата.
Кодрингтон между тем послал второго парламентера, которого постигла судьба Фиц-Роя. Теперь британский адмирал мог умыть руки и заявить, что турки сами нарвались на драку.
По британскому флагману «Азия» вели огонь сразу два вражеских флагмана — турецкий капитан-бея Тагир-паши и египетский Мухаррем-бея — которые сбили у англичан бизань-мачту и заставили замолчать несколько орудий.
В этот момент к месту событий подошел «Азов», который и стал главным героем сражения.
Неустрашимый «Азов»
Сражаться русскому флагману пришлось сразу с пятью противниками на расстоянии полутора-двух кабельтовых. На «Азов» обрушился град 36- и 60-фунтовых ядер. Ответным огнем русские перебили мачту одного из вражеских кораблей, которому пришлось отойти во вторую линию.
Но и дела на самом «Азове» обстояли неважно. Сорвались две пушки, фок-мачта была выбита из степса, начался пожар. Получивший ранение картечью Лазарев оставался на капитанском мостике, буквально повиснув на канатах, а иногда и опускаясь на колени.
Как писал в рапорте Гейден: «Единодушие, с которым действовали корабли соединенных эскадр, превосходит вероятие: казалось, что мысли всех обращены были к одной и той же нации; например, капитан Ла Братоньер, командир французского корабля „Брес-лавль», приняв невыгодную при начале сражения позицию и усмотрев, что корабль „Азов» весьма много терпит от неприятеля, сражаясь в одно время против пяти военных судов, и почти не наносит им никакого вреда, немедленно отрубил свой канат и занял место между „Азовом» и английским кораблем „Альбион», через что некоторым образом облегчил наше положение».
Гораздо больше «Бреславль» помог британскому линейному кораблю «Альбион», который, не успев бросить якорь, был отнесен в залив, где быстро разобрался и принудил к капитуляции один из турецких фрегатов. Снова появившись в гуще свалки, «Альбион» оказался атакован двумя вражескими линейными кораблями и выжил только благодаря поддержке «Бреславля».
«Азов» между тем помог «Азии», которая вела дуэль с флагманом Мухаррем-бея. Когда из-за перебитого шпринта вражеский корабль развернулся к русским кормой, в него ударили 14 орудий левого борта, и через полчаса вспыхнул пожар, от которого противник взлетел на воздух.
Затем пришел черед флагмана Тагирпаши, который из-за повреждений был вынужден выброситься на берег. Завершили список жертв «Азова» два фрегата и корвет. Еще один вражеский фрегат был уничтожен в дуэли с «Александром Невским».
К 16 часам турки лишились всех трех своих флагманов, после чего сражение превратилось в побоище.
Османы потеряли все три линейных корабля, девять из 15 фрегатов, около полусотни других судов и более четырех тысяч матросов.
Союзники не потеряли ни одного судна. Потери по убитым распределились так: 79 у англичан, 59 у русских и 43 у французов.
Военные специалисты отмечают, что турки сделали две основных ошибки. Во-первых, беспрепятственно позволили союзникам войти в гавань, а во-вторых, в самом сражении вели огонь преимущественно по рангоуту. Хотя, конечно, решающую роль сыграл «человеческий фактор». Показательно, что перед самим сражением по приказу де Риньи французские «дублеры» покинули своих подопечных и османам пришлось сражаться самостоятельно.
«Кодрингтона надо бы повесить, но придется наградить его орденом», — сказал Георг IV, узнав о Наваринской битве.
Действительно, главными ее бенефициарами стали русские. После случившегося Англия и Франция не могли резко сменить курс и заступаться за турок. Воспользовавшись моментом, Николай I начал войну с Портой, по итогам которой Греция обрела независимость, а Россия получила .территории на Кавказе и упрочила влияние на Балканах. Более того, в 1833 году Николай I фактически спас султана от взбунтовавшихся правителей Египта.
Лидирующие позиции Россия сохраняла до Крымской войны, когда в боях с турками и бывшими союзниками погибли герои Наварина — Корнилов, Нахимов, Истомин.
© Олег Покровский